Мэрилин о Кларке Гейбле:

«...Мне приснилось, что я сидела на коленях у Кларка Гейбла. Он сказал: «Они хотят, чтобы я снялся в «Унесенных ветром». Но я ответил, что сыграю, если только ты будешь моей Скарлетт». И я проснулась вся в слезах.

Они называли его королем. Было столько уважения и почтения к нему со стороны актеров и съемочной команды…даже со стороны Хьюстона (режиссер к/ф «Неприкаянные»). Он был господин Гейбл, но просил, чтобы я его звала просто Кларк.

Он очень заботился о животных. Особенно о лошадях. Однажды лошадь скинула его, а Кларк просто погладил ее по голове и дал кусочек сахара.

Он был так добр ко мне, хотя я это не чем не заслужила. У меня были проблемы с Артуром, я часто болела во время съемок. А Кларк защищал меня. Даже от Хьюстона.

В любовных сценах я целовала его с реальным чувством любви. Я не хотела с ним спать, но я хотела, чтобы он знал, как сильно я люблю его.

Он рассказывал, что в прошлом был охотником, но он не мог убивать животных. Он сказал мне, что если бы у него были дети, то он бы научил их охотиться с камерой, а не с пистолетом.

Когда я вернулась с больничного, он похлопал меня по попе и сказал, что если я еще раз заболею, то устроит мне хорошую порку. Я посмотрела ему в глаза и сказала: «Не искушай меня». И мы вдвоем расхохотались.

Из-за него я все время пересматривала «Унесенные ветром». Он был совершенным.

И это делало меня безумной, я готова была кричать. Та Академия….не присудила ему Оскар. Он должен был выиграть.

Ладно, это было давным-давно. Мне было наверно 13 лет. Я никогда не видела человека, который был бы так романтичен, как он в этой картине.

После нашего знакомства с ним, я фантазировала, что он мой отец. Представляла, как он обнимает меня и говорит, что я маленькая девочка, что он любит меня.

Когда Кларк Гейбл умер, я плакала два дня подряд. Я не могла ни есть, ни спать. Утешением стали мои воспоминания о том, как я заставляла его смеяться. Если есть Бог, то он очень жесток, раз не позволил Кларку жить и не позволил ему научить сына охотиться с фотоаппаратом».

Мэрилин о Джонни Хайде:

«Джонни Хайд был особенным. Он помог изменить мне подбородок.

У Джонни был дерзкий характер. Лучше агента, чем он не существовало. Его уважали боссы на студиях, режиссеры. Его слово было золотом... как он заботился обо мне. Он развелся с женой и купил для нас дом. Покупал одежду, оплачивал услуги парикмахеров и косметологов, медицинские расходы. Он был моим агентом и получил лучшую часть меня.

Однако смешно. Он всегда брал плату с меня за свою работу агента.

Ходили слухи, что он пытается сделать все, чтобы заставить меня выйти за него замуж. И я бы наверно согласилась, если бы он правда этого хотел. Но на самом деле он всегда говорил, что брак повредит моей карьере. Он всегда говорил, что если я буду следовать его советам, то стану великой звездой.

Я была для него всем: женой, матерью, сестрой, дочкой, любовницей. Никто меня не полюбит так, как любил Джонни. Я любила этого невысокого парня, но я никогда не была в него влюблена. Я не могла любить его так же, как он меня.

Мы оба знали, что у него больное сердце. Его врач сказал ему, что если он хочет жить, то должен оставить меня, перестать видеть и работать со мной. Он не умер внезапно, он сдержал слово и упомянул меня в своем завещании.

Вокруг все стали говорить, что наши отношения убили его. Все пытались заставить меня чувствовать себя виноватой. Но я дала Джонни, то счастье, о котором он никогда не слышал».

Мэрилин о Джо Ди Маджио:

«Джо Д. любит Мэрилин Монро и так будет всегда. И я люблю его, и так тоже будет всегда. Но Джо не мог жить в браке с Мэрилин Монро, знаменитой кинозвездой. Джо всегда хотел видеть образ традиционной итальянской жены рядом. Она должна быть верной, и посвящать себя дому. Но Вы же знаете, что это не я. И это не заняло у нас слишком много времени, чтобы мы поняли, что наш брак подошел к концу. Но на этом не закончилась наша любовь друг к другу. Каждый раз, когда я начинаю нуждаться в нем, он всегда рядом».

Мэрилин о Милтоне Грине:

«Я на самом деле познакомилась с Милтоном первой. Я работала на съёмочной площадке в Голливуде, когда один из фотографов подошёл однажды и спросил, не хочу ли я взглянуть на фотографии в портфолио. Я сказала что хочу и увидела самые красивые фото в моей жизни. И я сказала, что хочу чтобы этот фотограф снимал меня. На что он ответил «Так вот же он!» и я взглянула на него и увидела, что это просто юноша!»

Мэрилин о матери:

«У меня есть фотография, на которой мы с с мамой где-то на пляже и я совсем маленькая. Мама у меня красивая, даже сейчас после стольких лет психиатрических лечебниц, стольких лет болезни она сохранила остатки былой красоты. Возможно, это кажется, ведь в клинике меня встречает вечно недовольная, раздраженная женщина, не всегда узнающая дочь, но всегда готовая отругать».

***

«Глэдис Бейкер хотела вырастить дочь великой киноактрисой, копией Джин Харлоу, но очень боялась ответственности и переложила ее на других. Оправданием служило то, что Глэдис время от времени ложилась в психушку. Удивительно, она запрещала называть себя мамой, но отказывалась дать согласие на удочерение другими, поэтому мне пришлось часть детства прожить в приюте и во временных приемных семьях. А мне так хотелось иметь постоянный дом».

Мэрилин о публике:

«Мне всегда нравилось фотографироваться. Обычно перед публикой я смущаюсь, даже сейчас, когда сделаны тысячи моих снимков, сыграно множество ролей, даны десятки интервью и много раз пришлось выступать перед толпами поклонников и даже недоброжелателей, я все равно делаю первый шаг с содроганием, только усилием воли.

Но, знаете, позировать перед публикой и перед объективом камеры не одно и то же. Когда выходишь к людям, страшно услышать или увидеть сиюминутное неодобрение, понять, что что-то не так, а исправить уже нельзя. А перед камерой иначе: во-первых, ты не видишь будущих зрителей, и можно разговаривать с ними мысленно, представляя себе очень даже доброжелательную публику. Во-вторых, снимок всегда можно переделать, отретушировать, переснять, в конце концов! И вот когда ты знаешь, что все можно исправить и это зависит только от фотографа (обычно настроенного доброжелательно) и от тебя самой, тогда можно работать спокойно».

Мэрилин о первом муже:

«Моё первое замужество было странным, оно не сделало меня несчастной, но и ничего не дало. Единственной положительной стороной оказалось то, что я перестала быть сиротой. Я уже не была ничьей, живущей в семье из жалости. Это я так думала, в действительности же Джим женился, именно пожалев. Этель (мать Джима) объяснила сыну, что если меня не взять замуж, то я снова отправлюсь прямиком в приют до совершеннолетия, а это страшно.

Конечно, я нравилась Джиму, и он мне тоже. Но в таком возрасте ничего не знала о любви и старалась общаться либо с детьми, много меньше себя, либо со взрослыми женщинами, которые не разговаривали в моем присутствии на фривольные темы. В качестве невесты я была совершенным ребенком, даже спрашивала у тети Грейс, можем ли мы с Джимом, поженившись, остаться только друзьями».

Мэрилин о чтении:

«Я не умею читать понемногу и вдумчиво, если взяла книгу в руки, то должна «проглотить» ее и не способна заниматься чем-то еще, пока не закончу. Правда, не всегда дочитываю, мне кажется, ни к чему знать, чем же закончится та или иная история, достаточно понять характеры героев, а окончание даже интереснее придумать самой. А еще мне всегда нравились красиво построенные фразы, в которых слово цепляется за слово, складываясь в цепочку и обретая ритм. Именно поэтому люблю белый стих и так называемый поток сознания...»

***

«В молодости я читала, как потом выяснилось, всякую ерунду, так и не получив представления о настоящей литературе. С ней меня познакомили много позже. Становится обидно, когда понимаю, сколько лет пропало, сколько прочитала книг, которые можно и не брать в руки, и сколько не успела прочесть! Но прошлых лет не вернешь, я и сейчас очень люблю читать, хотя из-за разных лекарств делать это становится все труднее»

Мэрилин о Андре Де Диенесе:

«Андре Де Диенес - фотограф от Бога, как бывают таковыми музыканты, живописцы, поэты...Он и камера составляют во время работы единое целое, мне иногда казалось, что они впрямь срастаются. Андре гениально чувствует освещение, позу, но не любит работать в студии. Все верно, там нет легкого ветерка, развевающего платье или треплющего волосы, нет солнечного света, нет запахов, а ведь все это очень важно.

Де Диенес пригласил меня поработать на натуре и увез за город. Я уже проходила съемки на природе с Коновером, но с Де Диенесом все совсем иначе. Никаких наигранных поз, никаких заученных движений, все естественно и безумно красиво, а еще целомудренно».

Мэрилин о Джонни Хайде:

«Он был счастлив за меня. Я ощущала его бескорыстие и необыкновенную доброту. Ни один мужчина никогда не смотрел на меня с такой добротой. Он понимал не только меня, он понимал и Норму Джин. Он понимал мою боль и мое отчаяние. Когда он обнимал меня и говорил, что любит меня, я знала, что это правда. Никто никогда не любил меня, как он. Всем своим сердцем я хотела ответить ему взаимностью».

Мэрилин о втором муже:

«Я не хотела бросать карьеру. А Джо хотел этого больше всего. Он хотел, чтобы я была красивой бывшей актрисой, точно так же, как он был бывшим великим профессиональным игроком. Мы должны были вместе вступить в закат. Но я не была готова к подобному повороту событий. Мне не было тогда и тридцати».

Мэрилин о славе:

«В какое-то время я начала думать, что, пожалуй, стала известной, — вспоминала она в 1962 году. — Я везла кого-то в аэропорт, и, возвращаясь, я проезжала мимо кинотеатра и увидела свое имя, освещенное подсветкой. Я проехала поближе к кинотеатру — как могла близко, вы понимаете? И я сказала: «Боже мой, похоже, кто-то сильно ошибся!» Но огни выхватывали мое имя из темноты, и оно было ясно видно [...], я сидела там и говорила себе: «Так вот как это выглядит...» У меня было очень странное ощущение».

Мэрилин о своей матери:

«Знаете, бывший муж похитил у моей матери всех ее детей. Я думаю, что теперь я могу понять, как тяжело она, должно быть, пережила это. Я просто не понимаю, как ей удалось перенести это. Возможно, именно из-за этого она потеряла рассудок. Полагаю, я сошла бы с ума, если бы со мной случилось что-то подобное».

Воспоминания Мэрилин о психиатрической больнице в письме к доктору Ральфу Гринсону:

«В палатах стонали женщины — они стонали так, как будто жизнь была для них невыносима. В то время я чувствовала, что настоящий психиатр должен был бы поговорить с ними, чтобы облегчить их страдания, поддержать их в их несчастье. Мне кажется, что им [докторам] необходимо кое-чему научиться — однако они предпочитают изучать только то, что написано в их книжках. Возможно, некоторые страдающие живые люди открыли бы им больше».

Письмо Мэрилин из психиатрической лечебницы:

«Дорогие Ли и Паула!

Доктор Крис поместила меня в больницу и оставила на попечении двух идиотов-докторов. Они оба не должны быть моими врачами. Вы давно не слышали обо мне, потому что я заперта с несчастными сумасшедшими. Я уверена, что сама сойду с ума, если этот кошмар продлится еще некоторое время. Пожалуйста, помогите мне. Я должна быть где угодно, но только не здесь. Я люблю вас обоих.

Мэрилин.

P.S. Я нахожусь в очень опасном месте. Это похоже на тюрьму. Они заперли дверь моей ванной, и я не смогла получить от них ключ, поэтому разбила окно. Но кроме этого, я не сделала ничего запретного».

В письме к Исидору Миллеру, отцу Артура, Мэрилин рассказывала о встрече с Бобби Кеннеди:

«Он кажется очень зрелым и выдающимся для своих тридцати шести лет, но больше всего мне понравилось в нем, кроме его программы гражданских прав, его чудесное чувство юмора».

Она также написала сыну Артура, с которым находилась в дружеских отношениях:

«Когда его спросили, с кем он хотел бы познакомиться, он ответил, что со мной. Так что меня пригласили, и весь вечер я сидела рядом с ним, к тому же оказалось, что он неплохой танцор».

Она пишет, что спрашивала Бобби о движении за гражданские права, и его ответы произвели на нее сильное впечатление. Далее она утверждала, что Бобби обещал послать ей письмо, в котором изложил бы итоги их беседы. В свою очередь, она обещала послать копию этого письма Миллеру, «потому что там будет много интересного, так как я задавала те вопросы, ответов на которые, по моему мнению, очень ждет американская молодежь».