~~Март, 12, Лиозно, 1943 год.
Дорогой, добрый папенька (Ух ты! Прям барышня-институтка! Для тех мест привычнее будет "батька" или "папка")!
Пишу я тебе письмо из немецкой неволи. Когда ты, папенька, будешь читать это письмо, меня в живых не будет. И моя просьба к тебе, отец: покарай немецких кровопийц (Откуда девочке, живущей в оккупации, известны столь пафосные штампы советского агитпропа?). Это завещание твоей умирающей дочери.
Несколько слов о матери. Когда вернешься, маму не ищи. Ее расстреляли немцы. Когда допытывались о тебе, офицер бил ее плеткой по лицу (Офицеру делать больше нечего, кроме как допрашивать местных баб на предмет местонахождения их родни мужского пола). Мама не стерпела и гордо сказала: «Вы не запугаете меня битьем. Я уверена, что муж вернется назад и вышвырнет вас, подлых захватчиков, отсюда вон» (Отчего-то вспоминается диалог му..ка и Жанны Фриске из известного фильма. Не многовато ли пафоса?). И офицер выстрелил маме в рот (Почему не перестрелял остальных женщин, чьи мужья на фронте - загадка)…
Папенька, мне сегодня исполнилось 15 лет, и если бы сейчас ты, встретил меня, то не узнал бы свою дочь. Я стала очень худенькая, мои глаза ввалились, косички мне остригли наголо, руки высохли, по-хожи на грабли. Когда я кашляю, изо рта идет кровь — у меня отбили легкие (Девочка еще и медик? Видимо нет, потому что при отбитых легких обычно лежат в состоянии искуственной комы под аппаратом искуственной же вентиляции).
А помнишь, папа, два года тому назад, когда мне исполнилось 13 лет? Какие хорошие были мои именины! Ты мне, папа, тогда сказал: «Расти, доченька, на радость большой!» Играл патефон (Нет, видимо это не простая семья, у них и патефон был), подруги поздравляли меня с днем рождения, и мы пели нашу любимую пионерскую песню (Тьфу ты, а я думала, музицировали-с)…
А теперь, папа, как взгляну на себя в зеркало (У нее еще и зеркало есть?) — платье рваное, в лоскутках, номер на шее (Номера на шее не носили - либо нашивка на одежду, либо татуировка на руку), как у преступницы, сама худая, как скелет,- и соленые слезы текут из глаз. Что толку, что мне исполнилось 15 лет. Я никому не нужна. Здесь многие люди никому не нужны (И правильно, работяг-то дофига!). Бродят голодные, затравленные овчарками. Каждый день их уводят и убивают (Видимо, для того и взяли. Ну, работяг-то дофига).
Да, папа, и я рабыня немецкого барона, работаю у немца Шарлэна (Какая интересная французская фамилия у немца) прачкой, стираю белье, мою полы. Работаю очень много, а кушаю два раза в день в корыте с «Розой» и «Кларой» — так зовут хозяйских свиней (Не знаю, как тогда, а ныне свиньям не дают человеческих имен). Так приказал барон. «Русс была и будет свинья»,- сказал он (А где живут остальные русские? О соседях далее ни слова).
Я очень боюсь «Клары». Это большая и жадная свинья. Она мне один раз чуть не откусила палец, когда я из корыта доставала картошку.
Живу я в дровяном сарае: в колшату мне входить нельзя (И в сарае же выполняю свои обязанности). Один раз горничная полька Юзефа дала мне кусочек хл:), а хозяйка увидела и долго била Юзефу плеткой по голове и спине.
Два раза я убегала от хозяев, но меня находил ихний дворник (Дворнику только и дел, что искать по лесам беглых...). Тогда сам барон срывал с меня платье и бил ногами (... а барону только и дело, что беглых лупить). Я теряла сознание. Потом на меня выливали ведро воды и бросали в подвал (И правильно. Нафига нам прачка, и без нее хорошо. Лучше доведем ее до состояния скелета и забьем до полусмерти).
Сегодня я узнала новость: Юзефа сказала, что господа уезжают в Германию с большой партией невольников и невольниц с Витебщины. Теперь они берут и меня с собою (Ну, чтоб и дальше иметь живую грушу для битья). Нет, я не поеду в эту трижды всеми проклятую Германию! Я решила лучше умереть на родной сторонушке, чем быть втоптанной в проклятую немецкую землю (Пафос зашкаливает. И вновь агитпроповские штампы про Россиюшку-сторонушку). Только смерть спасет меня от жестокого битья.
Не хочу больше мучиться рабыней у проклятых, жестоких немцев, не давших мне жить!..
Завещаю, папа: отомсти за маму и за меня (Солдат Красной армии, отомсти!). Прощай, добрый папенька, ухожу умирать.
Твоя дочь Катя Сусанина…
Мое сердце верит: письмо дойдет.

Прочитала замечательный пост про знаменитое "письмо рабыни Кати Сусаниной".  Что ж, чем больше изучаю историю Второй Мировой, тем сильнее рвутся мои шаблоны - главным образом, из-за удивительной топорности работы советской пропаганды. Увы, все попытки открыть глаза других людей на сей факт как правило оборачиваются для меня фразами типа "пошла отсюда, грязная фашистка!!!!!!" И это не удивительно, ибо как раз на такой эффект рассчитана наиболее гнусная ложь - а эффект, как учил немецкий "коллега" наших агитаторов, важнее всего. И наиболее лучший достигается путем демонстрации полуразложившегося трупика кучеряшки в красном пальтишке - ну или слезливого письма из неволи. Это понятно: вид чужого горя застит глаза и способность анализировать автоматически исключается, а любые попытки возразить, что все не так уж однозначно вызывают закономерный приступ бешенства. Сядьте поудобнее, расслабьтесь, дышите глубже - далее только мои личные размышления.

Итак. Девушка живет в рабстве, в нечеловеческих условиях - и, тем не менее, ей удается добыть бумагу и карандаш. И она пишет отцу на фронт: (текст с комментариями см. выше, потому как он упорно вставляется у меня только туда).

1. Лиозно - типичная белорусская глушь. Ныне райцентр с населением 6,8 тысяч, и тогда ситуация, видимо, не отличалась. Речь типичного жителя витебской деревни надо слышать, чтобы понять, что в 1943 году там и подавно не могло проживать девушки, успевшей, видимо, чуть зацепить среднюю школу (и то, если она вообще была), пишущей на пишущей хорошим русским языком дореволюционной гимназистки, с большим вниманием к знакам препинания.

2. Вся информация о девочке Кате, найденная мною, исчерпывается текстом письма: родилась тогда-то, отец ушел на фронт, мать расстреляли... Гугл-фотки по запросу "Катя Сусанина" выдают лики глэм-кис из "Контакта". Фото Зои Космодемьянской сохранились, Тани Савичевой тоже - а тут вообще ни одной?

3. Почему нигде нет ни единого интервью с родственниками автора легендарного письма, ни с теми, с кем она была в плену? Неужели их даже не пытались найти?

4. Следов "барона Шарлэна" тоже не надыбала. Надеюсь, кто-нибудь сможет ткнуть меня литсом в его генеалогическое древо.

Подытожим: тысячи реальных Кать, Маш и Наташ погибли в той страшной мясорубке, так и не узнав, что такое "жить". А нас тыкают в явные, плохо склепанные фейки, что дает повод всякой сволочи говорить, что расправ с мирными жителями и вовсе не было, а все придумали сталинисты. Так зачем же играть им на руку?