1.-Наталья Туровская «Иосиф Бродский и Марина Басманова. Роман в стихах и акварелях» Давным-давно доказано, что быть музой великого поэта — занятие неблагодарное, а порой и опасное.

Мало ли что взбредет в голову гению? То он вызовет соперника на дуэль, то пустит себе пулю в лоб…

Нобелевский лауреат Иосиф Бродский по части сердечных дел тоже не был исключением, хотя и умер своей смертью.
Однако он обошел всех собратьев по перу по числу посвящений одной единственной женщине — загадочной «М.Б.»

О юной художнице Марине Басмановой Анна Ахматова как-то задумчиво сказала: «Тоненькая, умная и как несет свою красоту! И никакой косметики. Одна холодная вода!»
И действительно, в этой девушке всегда было что-то таинственное и величавое, присущее только водной стихии.

Марина Басманова и Анатолий Найман. Фото И. Бродского

Марина Басманова родилась и выросла в Ленинграде.
Ее отец, Павел Иванович Басманов, был известным художником, учеником самого Петрова-Водкина.
Так что любовь к живописи передалась девушке по наследству.
Когда она, будучи начинающим художником-иллюстратором, заходила в Эрмитаж полюбоваться на полотна великих мастеров, многие посетители-мужчины невольно оборачивались ей вслед.
Высокая и стройная, с высоким лбом, темно-каштановыми волосами до плеч и зелеными глазами, она сама казалась сошедшей с одной из картин эпохи Возрождения.

Твой локон не свивается в кольцо
(и пальца для него не подобрать)
в стремлении очерчивать лицо,
как ранее очерчивала прядь.

Недостатка в поклонниках у молодой художницы не было, но она не торопилась расставаться со своей свободой.
По свидетельству друзей, хорошо знавших Басманову, она отличалась от своих сверстниц еще одной чертой — любовью ко всему таинственному и загадочному.
Так, она даже изобрела свой личный шифр, чтобы вести дневник. А на стене в ее комнате этими же кодовыми знаками был начертан необычный девиз: «Быть, а не казаться».
Почему она выбрала именно его, никто не знал.
Пройдут годы, и одна из близких друзей Бродского, писательница Людмила Штерн, в своей книге «Бродский: Ося, Иосиф, Joseph» будет вспоминать о Басмановой так: «Она казалась очень застенчивой. Не блистала остроумием и не участвовала в словесных пикировках, когда мы друг о друга точили языки. Бывало, за целый вечер и слова не молвит, и рта не раскроет».
Кто знает, возможно, как раз это умение слушать, а не говорить и подкупило будущего Нобелевского лауреата по литературе?..

Иосиф Бродский и Марина Басманова впервые встретились 2 марта 1962 года на вечеринке в квартире будущего известного композитора Бориса Тищенко.
Поэту еще не было и 22 лет, Марина двумя годами его старше.
Это была любовь с первого взгляда.
С того дня они уже не расставались. Гуляли по городу, взявшись за руки, заходили погреться в подъезды старых домов Петроградской Стороны, целовались как одержимые и снова шли, счастливые, куда глаза глядят.
Бродский читал ей свои новые стихи, а Марина часами могла рассказывать ему о живописи, водила по музеям и выставкам.
Окружающие единодушно сходились во мнении, что они на редкость дополняют друг друга: порывистый, страстный Бродский и спокойная рассудительная Басманова.
Огонь и вода. Луна и солнце.
Любила ли Басманова Бродского с тем же пылом, что он ее? Трудно сказать.
Что до него, то он ее просто боготворил!

«Я был только тем,
чего ты касалась ладонью,
над чем в глухую, воронью
ночь склоняла чело».

Но не все было гладко уже тогда. Ни отец Басмановой, ни родители Бродского не одобряли их отношения.
А главное — сама Басманова не хотела выходить замуж.
Влюбленные часто ссорились и то и дело «расставались навсегда».
После таких размолвок Иосиф впадал в жесточайшую депрессию. Нередко он заходил к своим друзьям Штернам мрачный, как сфинкс, со свежими окровавленными бинтами на запястьях и молча курил на кухне сигареты одну за другой.
Людмила Штерн очень боялась, как бы впечатлительный поэт и вправду не наложил на себя руки.
Поэтому, когда в очередной раз Бродский заявился к ним с перебинтованными руками, Виктор Штерн сказал ему напрямик: «Слушай, Ося, кончай ты, это… людей пугать. Если когда-нибудь в самом деле решишь покончить с собой, попроси меня объяснить, как это делается».
Бродский совету внял, больше «не пугал», но легче от этого никому не стало.

Увы, в этой истории не обошлось без банального любовного треугольника.
В начале 60-х годов Бродский тесно дружил с Анатолием Найманом, Евгением Рейном и Дмитрием Бобышевым (все входили в ближайший круг Анны Ахматовой, но Бродского она отмечала более других и прочила ему большую поэтическую славу).
Поэтому, когда накануне нового, 1964 года Бродский скрывался от милиции в Москве, опасаясь быть арестованным за тунеядство, он поручил во время своего отсутствия заботиться о Марине Дмитрию Бобышеву.
Казалось, ничто не предвещало беды. Дмитрий привез Марину к своим друзьям на дачу в Зеленогорск и представил как «девушку Бродского».
Вся компания встретила ее радушно, но поскольку скромная Марина весь вечер просидела молча, лишь изредка загадочно улыбаясь, о ней быстро забыли и веселились кто во что горазд.
Что произошло потом, толком не знает никто: то ли страдая от недостатка внимания, то ли испытывая давнюю симпатию к красавцу Бобышеву, но тихоня Марина провела эту ночь с ним.
А утром еще подожгла занавески в его комнате, перебудив весь дом наивным криком: «Посмотрите, как красиво горят!»
Тот поспешил с дачи съехать, но в свое оправдание заявил: дескать, не виноватый я, она сама пришла.
Когда он заикнулся, что Бродский считает ее своей невестой, она сказала, как отрезала: «Я себя его невестой не считаю, а что он думает — это его дело»…
«Как жаль, что тем, чем стало для меня
твое существование, не стало мое существованье для тебя».

Когда до Бродского дошли слухи об измене Марины, он сорвался в Ленинград, наплевав на все.
Пройдут годы, и он будет вспоминать об этом так: «Мне было все равно — повяжут там меня или нет. И весь суд потом — это была ерунда по сравнению с тем, что случилось с Мариной»…
Сразу с вокзала он помчался к Бобышеву, где произошло тяжелое объяснение, сделавшее друзей врагами на всю оставшуюся жизнь.
Затем он направился к дому Марины, но она не открыла ему дверь.
А спустя несколько дней Бродского арестовали прямо на улице. Его положили в психиатрическую больницу для «судебной экспертизы».
Марина носила ему туда передачи. Затем состоялся знаменитый процесс, который закончился для Бродского ссылкой на три года в Архангельскую область.

Позже, уже живя в Америке, он откровенно признается все той же Людмиле Штерн: «Это было настолько менее важно, чем история с Мариной. Все мои душевные силы ушли на то, чтобы справиться с этим несчастьем».
«Прощай, дорогая. Сними кольцо, выпиши вестник мод.
И можешь плюнуть тому в лицо, кто место мое займет».

В деревне Норенская Архангельской области Бродский напишет свои лучшие стихи.
Чего стоят одни названия! «Песни счастливой зимы», «Ломтик медового месяца», «Из английских свадебных песен». И снова благодаря Марине, которая приезжала к нему и подолгу жила в очень скромных условиях.
Он был готов все простить ей, только бы эта сказка не кончалась, только бы они были вместе.

Но… приехал Бобышев, и Басманова уехала с ним.
А потом вернулась. И так несколько раз.
Бродский страдал, метался по пустому дому, но ничего не мог изменить: свою любовь, как родину или родителей, не выбирают.
В череде этих встреч и прощаний в 1968 году у Басмановой и Бродского родился сын Андрей.
Поэт надеялся, что теперь-то уж Марина согласится официально оформить отношения, но она была непреклонна. Над Бродским сгущались тучи: люди из органов недвусмысленно советовали ему уехать на Запад. Он до последнего надеялся, что эмигрируют они вместе: он, она и сын…

Бродский уехал один.
Но любовный треугольник распался совершенно неожиданно: удивительная Марина рассталась и с Дмитрием Бобышевым, предпочтя воспитывать сына Бродского в одиночестве.
Сердечная рана Бродского долго не заживала. Причем, и в прямом, и в переносном смысле: инфаркты преследовали его один за другим.
Еще не один год он продолжал посвящать стихи Марине. Словно в отместку за ее измену он менял женщин как перчатки, не уставая повторять, что никогда в жизни не сможет ни с кем ужиться под одной крышей, кроме как со своим любимым котом Миссисипи.

Прощай,
позабудь
и не обессудь.
А письма сожги,
как мост.
Да будет мужественным
твой путь,
да будет он прям
и прост.
Да будет во мгле
для тебя гореть
звездная мишура,
да будет надежда
ладони греть
у твоего костра.
Да будут метели,
снега, дожди
и бешеный рев огня,
да будет удач у тебя впереди
больше, чем у меня.
Да будет могуч и прекрасен
бой,
гремящий в твоей груди.
Я счастлив за тех,
которым с тобой,
может быть,
по пути.

После разрыва с Басмановой он на глазах превращался в откровенного циника и больше не верил в любовь.
Так, в своем эссе «Посвящается позвоночнику», описывая мексиканский конгресс поэтов, Иосиф Бродский называет свою красивую спутницу не иначе как «моя шведская вещь».
А в ответ на неоднократные настойчивые предложения друзей приехать в Ленинград по турпутевке «посидеть-пообщаться-вспомнить молодость» он неизменно отвечал отказом, мрачно цедя сквозь зубы: «Нет, на место любви не возвращаются!»

Однако все изменилось, когда однажды на лекции в Сорбонне Бродский увидел среди своих студентов-славистов Марию Соццани.
Красавица-итальянка русского происхождения была моложе поэта на тридцать лет и… безумно напоминала Марину Басманову в юности.
В 1991 году они поженились. Мария стала не только любящей женой, но и верным другом и помощницей во всех литературно-издательских делах. Через год у них родилась прелестная дочка — Анна-Александра-Мария Бродская.

Близкие друзья поэта в один голос утверждали, что пять лет брака с Марией стали для него счастливее, чем все предшествующие годы вместе взятые.
С начала 90-хБродский уже не посвящает стихов Басмановой.
Более того, отомстит ей с той изощренной жестокостью, на которую способен лишь поэт, — талантливыми и злыми стихами:

«Четверть века назад ты питала пристрастье к люля и к финикам,
рисовала тушью в блокноте, немножко пела,
развлекалась со мной; но потом сошлась с инженером-химиком
и, судя по письмам, чудовищно поглупела.

Теперь тебя видят в церквях в провинции и в метрополии
на панихидах по общим друзьям, идущих теперь сплошною
чередой; и я рад, что на свете есть расстоянья более
немыслимые, чем между тобой и мною.

Не пойми меня дурно. С твоим голосом, телом, именем
ничего уже больше не связано; никто их не уничтожил,
но забыть одну жизнь -- человеку нужна, как минимум,
еще одна жизнь. И я эту долю прожил».

И хотя посвящение «М.Б.» здесь уже не стояло, посвященным в эту историю все было ясно.
Прочитав стихотворение, Людмила Штерн написала Иосифу гневное письмо: «Жозеф, прости или прокляни, но не могу молчать. О чем ты возвестил миру этим стихотворением? Что, наконец, разлюбил МБ и освободился четверть века спустя от ее чар? Что излечился от «хронической болезни»? И в честь этого события врезал ей в солнечное сплетение? Зачем бы независимому, «вольному сыну эфира» плевать через океан в лицо женщине, которую он любил «больше ангелов и Самого»?
Бродский промолчал…
Но незадолго до смерти он почему-то перепосвятил Марине Басмановой все стихи, посвященные за всю жизнь разным женщинам.
Собрав их в книгу «Новые стансы к Августе», Бродский напишет об этом просто и лаконично: «Это сборник стихов за двадцать лет с одним, более или менее, адресатом. До известной степени это главное дело моей жизни».
Его больное сердце внезапно остановится 28 января 1996 года, но он «на Васильевский остров не пришел умирать», — согласно воле поэта его похоронили на Сан-Микеле, «острове мертвых», близ Венеции, рядом со Стравинским и Дягилевым.
Марина Павловна Басманова и сегодня живет в Петербурге. Но хранит молчание: мемуаров не пишет, журналистов не жалует и никогда не жаловала, фотографий ее не найти…
Как-либо комментировать свои отношения с Бродским она отказывается.

Я был только тем, чего
ты касалась ладонью,
над чем в глухую, воронью
ночь склоняла чело.

Я был лишь тем, что ты
там, снизу, различала:
смутный облик сначала,
много позже -- черты.

Это ты, горяча,
ошую, одесную
раковину ушную
мне творила, шепча.

Это ты, теребя
штору, в сырую полость
рта вложила мне голос,
окликавший тебя.

Я был попросту слеп.
Ты, возникая, прячась,
даровала мне зрячесть.
Так оставляют след.

Так творятся миры.
Так, сотворив их, часто
оставляют вращаться,
расточая дары.

Так, бросаем то в жар,
то в холод, то в свет, то в темень,
в мирозданьи потерян,
кружится шар.

Источник: http://zelda-l.livejournal.com/199841.html